[tal-fan]

Хьюга, может добавить теги по остальным персонажам? А то обидно за народ
Название: Золотые ночи
Автор: Nisara Amaya
Бета: нет
Размер: мини
Пейринг/Персонажи: Би Гак/Ын-Юль
Рейтинг: R
Жанр: слеш
Предупреждение: OOC, AU
Дискламер: Ох, я бы забрала, да только кто мне даст?..
Посвящение: Burokku, бро, все твое, все для тебя! *О*
Саммари: А вы знали, что золотые светлячки не горят в огне?
Примечание: дабы не было вопросов, Хозяин - потому что хозяин клуба, а не то, что многие могут подумать
Размещение: в пределах Дайри – всегда пожалуйста, только с шапкой)

1 387 слов

Привязанность – хуже зависимости, это Ын-Юль осознал еще в детстве. Это непреложная истина. Та аксиома, которая не нуждается в доказательствах. Привязанность – грех, чувства – чушь, любви не существует. Нет, мир совсем не состоит из черно-белых клеток, юношеский максимализм Ын-Юль давно перерос. Мир – яркая палитра, и каждый находит в ней что-то свое, свой собственный цвет.
Его жизнь наполняет алый. Он затапливает до краев, бурлит в крови, плещет сумасшедшими искрами в глазах. Распускаются цветы боли, осыпаясь яркими багряными лепестками во всем теле. Сияют темно-красными огнями, отблесками освещения клуба, глаза Би Гака. Электрошоком по венам бьет ярко-алый адреналин, и лениво перекатывается карминная патока желания. Тягучая, сладкая-сладкая, она заставляет гореть изнутри и плавиться от чужих ласк.
Для Баек Чона весь мир – переплетение оттенков красного, смесь несовместимого.
И только вот так, на сцене, когда возбуждение зала пробирает до костей, когда от ревущей толпы закладывает уши и бьет все тело жаркое напряжение, а сорванный голос отчаянно хрипит, парень понимает, что эта сторона его жизни – серебро. То самое, крупными каплями падающее с раскаленного ножа. Мерцающее металлическими пряжками на одежде в свете прожекторов, и отражающееся шальными всполохами в глазах беснующихся людей. Это похоже на звездопад – вызывает такой же восторг. И Ын-Юлю все чаще кажется, что эти моменты «звездопада» он бы не променял ни на что.

Мир Би Гака тоже залит красным. Жестокостью и болью окружающих. И яркостью пламенных отблесков в глазах той бестии, которая сейчас там, под жадными взглядами толпы, развратно скользит тонкими изящными пальцами по микрофону, еще больше возбуждая хриплым голосом.
Его наркотик, чистый опиум в человеческом облике. Его самая лучшая игрушка.
Но все чаще жизнь начинает полыхать нестерпимым золотом. Блики лепестков пламени на обнаженном теле, выгнувшемся на простынях. Аккуратные капли свечного воска на влажной коже и белые-белые волосы на белом-белом покрывале. Глубокий, бархатный голос, нетерпеливо выстанывающий что-то между мольбами и проклятиями. Это все тоже до краев наполнено жидким янтарем.
Золотые ночи.
Это время, место, человек – то, к чему совершенно точно нельзя привыкать. То, что нужно безжалостно вычеркнуть из жизни при малейшем признаке привычки. Но Би Гак знает, что поздно. Слишком многое готовы отдать другие за того, кто почти каждую ночь изнывает от боли и наслаждения в его руках. А он не привык делиться с кем-то своей собственностью.

Музыка гремит в ушах, пульсирует во всем теле. Музыка разрывает на части и склеивает воедино. Люди сходят с ума, во весь голос подпевая солисту, но даже они не в силах заглушить хриплые, соблазнительные интонации в динамиках. Толпа плавится и сгорает, беснуется от невозможности хотя бы прикоснуться. И Ын-Юль упивается этими эмоциями, ощущением безграничной власти, тонет в серебряном звездопаде, который пылью оседает на его волосах. Это все, что ему сейчас нужно – глушащие басы, ревущая толпа, и невообразимо яркие золотые глаза, потемневший взгляд которых распаляет сильнее всего.
Конец песни – это всегда сродни оргазму. Баек Чон пытается отдышаться и отчаянно сдерживает распирающее брюки возбуждение, лелея наивную надежду уйти из зала так, чтобы его не отымели на первом попавшемся столе. У него кружится голова, и пульсирует в висках. Ын-Юль чувствует себя чертовым энергетическим вампиром, обожравшимся по самое не могу, и потому не замечает почти бесшумных шагов за спиной.
Из зала ему уйти не дают.
Би Гак – охотник до мозга костей. Смертельно опасный хищник, на мягких лапах подбирающийся к жертве. Он вжимает любовника спиной себе в грудь, властно, жестко. Утверждая свое право на него. Просто не может отказать себе в таком удовольствии, слишком долгой была песня, слишком долгим было ожидание. Еще немного, и он сам, при всех, на сцене, изнасиловал бы эту дрянь!
- Доигрался, Баек Чон…
Намотать длинные волосы на ладонь получается автоматически, бездумно. Волосы Ын-Юля – один из фетишей Хозяина, как часто смеется неугомонный блондин, за что неизменно получает ощутимый укус в основание шеи. Зубами в загривок, как текущую кошку.
Смех вибрирует в глотке, и Ын-Юль захлебывается им, когда Би Гак тянет зажатые в кулаке пряди в сторону, заставляя повернуть голову и подставиться под поцелуй. Откровенно, жадно, переплетение языков, игра на публику, и благодарная публика стонет сладко и тянет руки. Но тут же отшатывается, встречая темное золото насмешливых глаз Хозяина. Словно вывеска метровыми неоновыми буквами «WARNING!!!».
Хозяин никогда не делится тем, что ему принадлежит.
Когда они уходят их зала, толпа даже не прячет голодные взгляды, но этим двоим не до окружающих. Би Гак толкает любовника к стене, вжимая лопатками в холодную поверхность, и вновь впивается в изогнутые в ухмылке губы – один-ноль – Баек Чону нравится выводить его из себя. Он плевать хотел на то, что они в коридоре элитного ночного клуба, что он – царь и бог этого заведения, что велик риск быть замеченными. Он берет то, что принадлежит ему по праву, и попробовал бы кто его остановить. Сейчас только собственное желание и задыхающийся от возбуждения блондин в его руках.
От Ын-Юля просто несет сексом – как его не взяли прямо там, посреди песни, уму непостижимо. Но здесь и сейчас Хозяин не собирается останавливаться. Он не целует даже, в кровь кусает чужие губы, вырывая из горла парня тихий, полузадушенный всхлип, и поворачивает его, вдавливая грудью в стену, по-хозяйски ведет ладонью по обнаженному животу, с каким-то извращенным удовольствием чувствуя, как дергаются мышцы. Сжимает пальцы на твердом члене, и Баек Чону окончательно срывает крышу. Он матерится сквозь сжатые зубы и стонет, сцарапывая ногтями краску со стены, подается назад, вжимаясь всем телом в Би Гака, совершенно бесстыдно потираясь от него.
Расцветают алые метки на плечах. Коротко звякает тяжелая пряжка на ремне, взвизгивает молния, почти неслышная в басах, доносящихся из зала, и у Ын-Юля остатки здравого смысла растворяются в белых вспышках под закрытыми веками. Это все слишком странно для них. Никакой жестокости, боли и принуждения. Слишком необычно. Слишком возбуждает.
Блондин пропускает момент, когда его вновь вбивают лопатками в стену, только щекочут длинные пряди поясницу, не прикрытую короткой безрукавкой. Би Гак целует его медленно, неторопливо, сладко-сладко, и это кажется почти извращением. Он прижимается губами к губам, невесомо, выжидает, а затем отступает, едва почувствовав ответ. Играется, словно кошка с мышью. Сменяет ласку на агрессию, нападает, терзая, выдавливая из тела под собой стоны, подчиняет и ведет за собой, не позволяя ничего делать, перехватывая чужие руки. И Ын-Юль ведется, безнадежно проигрывая, потому что счет уже один-один, и очки растут явно не в его сторону.
Хозяин издевается над ними обоими. Прикусывает косточки ключиц, оставляя следы зубов на коже, как мастер клеймит произведение искусства, позволяет судорожно сжать пальцы на своих плечах, послушно опускаясь на пол. Мимолетное, обманчивое ощущение власти.
Би Гак слишком жесток, чтобы отдавать власть над ситуацией больше, чем на одно лишь мгновение.
Горячий язык обводит головку, и Баек Чон закусывает кожу на ладони, чтобы не застонать в голос. У него ярко-алые огни под закрытыми веками, и он боится открывать глаза. В янтарной радужке Хозяина – золотые светлячки, те самые, гипнотизирующие, которые еще с незапамятных времен уводили детей в глубину болот, и это страшно настолько же, насколько возбуждает. Но дальше уже некуда – тело ломит, и жар густой смолой ползет по венам вместо крови, собираясь внизу живота, откликаясь на каждое движение Би Гака, на каждое прикосновение языка и губ.
Когда Ын-Юль чувствует в себе чужие пальцы, ему хочется орать в голос. «Сколько можно играть? Давай уже, я же вижу как ты меня хочешь!». Но он молчит. Молчит, потому что воздух вырывается через стиснутые зубы со свистом, а глаза давно уже открыты. Потому что он уже давно захвачен в плен золотыми светлячками. Светлячками, которые не горят в его огне.
Пальцы вбиваются быстро, резко, заставляя содрогаться всем телом. Отвлекают, пугают светлячков, и они мельтешат в глазах Хозяина, еще не отпуская, но уже не гипнотизируя. Баек Чону кажется, что он вот-вот осыплется осколками к ногам сидящего на полу парня, и Би Гак словно читает мысли, выпуская влажный от слюны член изо рта. Кажется, за это блондин готов убить его прямо тут, но Хозяин улыбается сыто, довольно-довольно, и легко поднимается на ноги, так, словно ему не так уж мешает собственное возбуждение. Убирает пальцы и тянется вперед, ловя приоткрывшиеся в возмущении губы своими, пьет тихий, откровенный стон, впитывает его в себя, запечатывая в памяти.
А потом исчезает так же бесшумно, как и появился, только выглядывают светлячки напоследок через солнечную радужку.
Ын-Юль сползает по стене, беспомощно хватая ртом воздух и давя в себе желание взвыть от разочарования. Или долго, от души и со вкусом выматериться.
Чертов игрок.
Чертовы кошки-мышки.
Для того чтобы проиграть самому себе, нужно всего лишь раз опуститься на дно болота из детских страшилок. Для того чтобы проиграть окончательно и бесповоротно, нужно всего лишь принять приглашение Хозяина. И Баек Чон знает, что проиграл уже слишком давно, чтобы тешить себя ложными надеждами.
Эта ночь, как и множество предыдущих, тоже будет Золотой.